Есть люди, вызывающие невольное уважение одним лишь умением смиренно принимать уготованное Господом.
За примером и обращаться недалеко. Строгая и целеустремленная сестра Агнесс. Мягкая от природы Софи трепетала под тяжелым взглядом строгой и серьезной старшей наставницы. Первая встреча с темноволосой надолго осталась в памяти. Тогда Агнес, сжав губы в тонкую линию, лишь удрученно качнула головой, отмечая, что юная бледная кандидатка на коричневые одежды слабо походит на монахиню. Дескать, есть в тихой и скромной девушке что-то отнюдь не божеское. Руссо подозревала, что дело в цвете волос, но прямо спросить не решилась бы. Получить очередное подтверждение собственным страхам неприятно минимум.
Нельзя сказать, что путь Невесты Христовой представлялся истинным призванием, но вот единственно возможным способом отвести несчастье от людей, заменивших семью, уж точно был. Годы послушничества оказались сложными не только физически, но и морально. Легко ли понимать, что пути назад не будет. Положенные по уставу покрывала сменяли друг друга, а на рыжую нападала обреченность и тоска по временам, которые никогда не повторятся.
Понимала ли она, насколько счастлива была, располагая своим временем, не ограниченным строгим монастырским расписанием? Нет. Все познается в сравнении - истина непонятная, пока не закреплена на практике. Свобода... почти мечта. недостижимая. не реальная, от того и остро желанная. Гораздо легче стало лишь несколько месяцев назад, когда София или сестра Сюзан, как именовали рыжеволосую после последнего посвящения, в очередной раз подтвердила дарование целительницы, справившись с последней эпидемией, от которой пострадала и сестра Агнес. Пост санитарной сестры накладывал огромную ответственность, но и позволял заниматься привычным делом. Изготовление целебных мазей и настоев возвращали душевное равновесие и уверенность в собственных силах. Целительство было именно той сферой, где сестра Сюзан чувствовала себя знатоком. Совсем немного усилий требуется на то, чтобы убедить старших Сестер в необходимости собственноручно заниматься заготовкой трав и корений. Знания и навыки молодой монахини являлись лучшим подтверждением ее словам. Небольшой участок монастырского сада был отдан во владения Софи, и девушка с радостью взялась за привычное и знакомое занятие. Но некоторые растения были слишком капризны, не позволяя себя приручить. Вот тогда и отправлялась сестра Сюзан с парой помощниц в леса. Нынешняя вылазка была достаточно трудной, рассчитанной на темное время суток. Дороги оказались неспокойны, но Кармелиток охотно принимали в своих домах простолюдины. Скромные сестры не требовали никаких благ, но благославляли и врачевали по мере собственных сил. В прочем, сегодня от передышки в близлежащем селении пришлось отказаться. Период цветения одного особого кустарника был столь коротким, что тратить попусту драгоценные часы не представлялось возможным.
Неизменные дары для лесных обитателей, и работа кипит. Несколько часов монотонного ощипывания нежных соцветий под светом принесенных в чащу тяжелых фонарей, и сумки наполняются ароматными бутонами. Запасов должно хватить за целый год. Монахини слишком устали, но довольны собой. Одна из юных послушниц возносит благодарственную молитву Господу, а Софи и сестра Мадлен поддерживают помощницу тихим шепотом. Все обыденно и привычно: кратковременный отдых, и, на рассвете, можно отправиться в обратную дорогу. Главное добраться до селения, а там уже поджидает старая повозка и смирный серый ослик. Под раскидистыми ветвями сухо, трава и мох неплохо заменяют привычное ложе, а Софи наслаждается любимыми пряными ароматами, знакомыми с детских лет. Глаза закрываются сами собой.
Долго ли длилось забытье, осознать не удается, но кто бы то ни был, а скрывать свое присутствие он не намеревался. Сон буквально сдувается под напором ощущения опасности. Спутницы явно напуганы, но рыжая старается сохранить хладнокровие. Еще можно скрыться с лесной тропки, в надежде, что неожиданные визитеры не станут преследовать женщин. Удивительно, но спутницы, каким-то чудом даже успевают подхватить сумки с драгоценной ношей. Но большей пользы от девушек можно не ждать. Отсутствие навыков передвижения в лесу и объемные рясы не самые удачные помощники в трудной ситуации. остается лишь надеяться на то, что настигающие, а там уже явно не один человек, религиозны, и не посмеют причинить вред Кармелиткам.

Бежать быстрее, бежать, не разбирая дороги, не важно куда, лишь бы подальше от творящегося хаоса. Инстинкт древний и первостепенный. И если даже волнуешься за своих сестер, то все равно бежать, надеясь на спасение. Зачем огромным плечистым мужчинам монахини. Разум подсказывал наиболее вероятные варианты ответа, но Софи их слушать не желала. Чета Кремье давно и доступно объяснила, что любая девочка в этом мире - разменная монета. Но если аристократку можно выгодно продать, укрепив свое благосостояние и наладив связи с нужным семейством, то что взять с простолюдинки или Невесты Христовой. Подол грубой рясы цепляется за сучья и ветки, хочется оглянуться назад, убедившись, что девочки в безопасности, но промедление лишает преимущества. А тут еще и хорошо различимый всхлип лишает возможности думать связно. Уже было найденное убежище среди камней приходится покинуть. Пусть Жан и научил способам выживания в чаще, но отсиживаться в относительной безопасности, пока сестры расплачиваются за свою нерасторопность, нареченная Сюзанной не может. Вся ответственность за происходящее только на ней, за травами отправились по ее просьбе, значит и бросить их - величайшая неблагодарность. Обычный нож мало походит на привычный с детства охотничий кинжал, подаренный ловчим еще в годы относительной свободы, но с хоть каким-то оружием гораздо спокойнее. Навыки, привитые в детские годы, не забываются. И если подкрасться с подветренной стороны еще выходит, то женская сила против мужской - настоящая глупость. Кажется она даже успевает поцарапать первого попавшегося на глаза разбойника острым тонким лезвием, только пользы это никому не приносит. От грубого удара щека загорается диким огнем, в глазах темные точки, но Софи закусывает до крови губу, не позволяя ни одному всхлипу вырваться наружу. Разбойники отпускают скабезные шуточки о диких кошечках и развлечениях с ними. Однако их прерывает замечание явно лидера. Но участь пленниц это не облегчает. Напавшие явно ждут чего-то или кого-то, но острая сталь у горла монахинь не обнадеживает. Что бы там ни было, а закончится для них все плохо, не нужно быть предсказателем или пророком, чтобы понять....
Сестры замирают, не рискуя шевелиться. Жития святых и рассказы о жертвенности это конечно прекрасно, но столь бесславная кончина в лесу мало походит на достойную. В животе смерзается ледяной ком обреченности. Что бы не говорили пленители, а сильно сомнительно, что женщины уйдут отсюда живыми. Лишние свидетели не остаются в здравии, даже если они носят рясу. Проходит всего несколько секунд и на поляне появляется еще одно действующее лицо. Теперь ситуация проясняется, но одиночка не справится с целой группой, даже и такой плечистый и крепкий. Софи пытается крикнуть, чтобы незнакомец не связывался с разбойниками, но грубый рывок держащего заставляет вытянуться по струнке, алая струйка окрашивает бледную нежную кожу, но пока еще рыжеволосая не замечает боли, лишь с широко распахнутыми глазами наблюдает за разворачивающимся действом. Кажется, самая младшая из послушниц падает в обморок, не выдерживая такого морального напряжения. Это все замечается лишь краем глаза, вскользь тяжелую мутную пелену обреченности и страха. Не за себя, за сестер. Сама же Софи кончины не боялась. Этот страх изжил себя давно, вместе с вязкими кошмарами и осознанием того, что рыей не было предназначено жить.

Каждому хоть раз в жизни снились кошмарные сны, и Софи не была исключением. Правда в моменты пробуждения удавалось осознавать, где находишься, а там и до понятия того, что все оказалось не на самом деле недалеко. Творящееся сейчас трудно было плохим видением даже с натяжкой. Рыжеволосая не была натурой нежной и чувствительной. Воспитание травницы и ловчего свои плоды давало. В то время, когда благородные барышни оказывались в полуобморочном состоянии от одного лишь вида крови, на долю юной воспитанницы Лейды выпадали и более серьезные испытания.
Нелепая смерть сестер кажется совершенно нереальной. Слишком быстро и слишком глупо. Наверное, позже можно будет себя успокаивать тем, что ни одна из монахинь не мучилась, но пока же внутри лишь ледяной страх и обреченность. Сталь завершила бы начатое, но крепко держащие ее руки  мгновенно разжимаются, не успев закончить уверенное движение. Боль не ощущается, пока еще не ощущается. Есть только мутная вязкая пелена, застилающая глаза и не дающая в полной мере оценить, что происходит вокруг, и почему гул голосов сужается лишь до пары. Софи так и лежит ничком на траве. Даже о попытке принять более достойную позу перед явным концом не идет речи. Тело просто отказывается слушаться, зато теплая красная жизнь покидает тело стремительными толчками. Дальнейшее увиденное можно было списать только на предсмертный бред. Губы тихо шевелятся, шепча привычную молитву. Изуродованные тела. Какой силой нужно обладать, чтобы сделать такое. Беспамятство протягивает свои цепкие лапы, когда уже однажды замеченный бородатый мужчина склоняется над телом поверженного разбойника. А вот что происходило дальше, истерзанный разум просто отказывался принимать. Остатки инстинкта самосохранения требовали сбежать как можно дальше от странного человека, но если бы удавалось хотя бы ползти. Тряские руки безуспешно ищут опоры, когда незнакомец обращает свое внимание на едва живую. В его речи нет враждебности, но продемонстрированное ранее заставляет съежится. Вопреки собственному страху, Софи собирает остатки сил и подставляет собственную шею. Не важно что будет дальше, сопротивляться бесполезно. Уже бесполезно. Так не лучше ли закончить все как можно быстрее. Смелости оставить глаза открытыми просто не находится. Несколько мгновений тишины и ощущение бородача рядом, но долгожданный покой так и не приходит. Ссысл сказанного доходит далеко не сразу. Кем бы ни был незнакомец, а на воинственного архангела он не тянет ни капли. Нет, не так. На воинственного более чем, но на архангела точно нет. Стоит открыть глаза, как дрожь прокатывается по телу от одной лишь улыбки. Может ей померещилось произошедшее, может его губы вовсе не в крови, а это игра воображения? Но тогда что случилось с ее раной, если монахиня более не чувствовала  тяжелых капель, покидающих хрупкую человеческую оболочку. Все, на что она сейчас способна, слабо кивнуть в знак собственного согласия. В голове множество вопросов, но даже один озвучть не выходит. Связки просто не желают слушаться. До монастыря слишком долго, и как этот человек собирается… Беспамятство милосердно. В нем нет боли и мыслей, есть только скорлупа, подобная той, что укрывает яйцо до момента, когда птенцу пора появиться на свет. Сестра Сюзанна не знает, сколько времени прошло, но в следующий раз глаза удается открыть, а это уже огромный успех. В ушах гудит, но лекарша списывает это на слабость. Несколько попыток сглотнуть не прогоняют назойливое ощущение. Но из груди неконтролируемо вырывается всхлип, стоит лишь понять, что кошмар еще никто не отменял. Только Господь знает, сколь часто Софи признавала, что монастырская жизнь не ее стезя, сколь часто мечтала обрести свободу от серых высоких стен. Она совершенно не осознает, что делает, только каким-то чудом удается буквально выпасть из держащих ее уверенных холодных объятий и сделать несколько шагов по направлению к горящей обители. Слезы текут сами, и с ними не удается совладать. Она так и замирает на том месте, где в очередной раз потеряла силы и в беззвучном плаче наблюдает за происходящим. Никто не мог уцелеть в таком огне, но она почему-то снова оказалась не там, не разделила общую участь.