Вверх страницы
Вниз страницы

Киндрэт. Новая глава вечности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Киндрэт. Новая глава вечности » Прошлое время » XVI век. Nun, liebe Kinder, gebt fein Acht


XVI век. Nun, liebe Kinder, gebt fein Acht

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

https://i.imgur.com/sUJkF4W.png
Ich hab euch etwas mitgebracht,
Hab es aus meiner Brust gerissen.

1. Рогнеда и Миклош
2. XVI век, Прага и окрестности
3. В моде у людей — охота на ликантропов, потому что ловить одних ведьм им уже поднадоело. В основном они ловят себе подобных, но иногда удача улыбается им, и в ловушку попадают настоящие вриколакосы.

+3

2

Ласточка, смотри, костры в поле!
Не по мне ли то горят травы?
Не по мне ли то звонят колоколы
Так рвано?
(Анна Пингина – «Ласточка»)

Долгое существование несет не только радости, но и огромный ворох трудностей. Хорошо, когда рядом с тобой верная семья, которая поддержит и поможет. Еще предки заповедали, что сила не в отдельном человеке, а в целом роду. Каждый лишь песчинка в необъятном мире, но вместе с тем только песчинки способны собраться в единое целое, неся в себе самую настоящую мощь. Вот потому так безропотно молодые век от веку слушают советы Старцев, слепо доверяя чутью и воле опытных. Это все так похоже на закон стаи, если разбираться. Только нынче разбираться нет времени. Пришла в дом беда – отворяй ворота, и в этом молва опять права. Никто из старых и мудрых не мог предугадать, что обычные людские суеверия могут перерасти в самую настоящую эпидемию. Дело даже не в дальновидности, скорее в вечной вере в благоразумие.
Это походило на снежный ком, который заигравшийся малец лепит снежной зимой, увлекшись настолько, что пропускает тот момент, когда маленький шарик превращается в неподъемную махину. Пара селян, намазавшихся какими-то ядовитыми травами, искренне уверовали в то, что они отныне походят на волков, опорочили доброе имя настоящих хищников, которые без нужды никогда бы не сунулись так близко к людям. А Вриколакос так вообще были крайне осторожны в своих вылазках. Кровь животных была настоящим спасением для неопытного еще молодняка, не научившегося еще достойно носить шкуру и сохранять при этом человеческий лик. Звучит, возможно, странно, но для стаи Иована важнейшей задачей было именно примирение звериных инстинктов с природой человеческой. Грозное жизненно необходимо соединить с добрым, иного пути у семьи быть не могло. И эту мысль неосознанно подтверждала стая Веледа, неизменно держащаяся поблизости, но без нужды не беспокоившая родственников.
Даже теплая осенняя ночь не могла заглушить бушующей внутри тревоги, и Рогнеда, закончив с нехитрыми женскими делами, поспешила выйти на двор. Теперь уже потешно вспоминать, как старая нянька твердила, мол, негоже девочкам, девушкам и женщинам любоваться полной луной. Почему? Сама Рогнеда не ведала и втайне от старой женщины продолжала любоваться ночным светилом, отмечая его особую красоту. Теперь же все изменилось, и под темным ночным покрывалом носящим волчью шкуру было уютнее всего. Летние пробежки в тени деревьев приравнивались к тяжкому испытанию, потому крайне редко практиковались.
Тревога не желала униматься, и волчица только плотнее куталась в огромную шерстяную шаль, мягким объятием покоящуюся на плечах.
- Я проверил их стойбище, Мать, но никого не обнаружил, - статный светловолосый парень вежливо кланяется старшей, а сама Рогнеда только хмурит соболиные брови. Вины Радонега в плохих вестях нет. Но успокоения понимание не дает.
- Это не к добру, Отец знает? -  отрицательный кивок головой, и отрок убегает в направлении, указанном женской рукой. Иован должен разобраться с этим недоразумением. От веку мужчины охраняли род от посягательств чужаков, а женщины хранили очаг и заботились о семье. Недаром мудрые боги так устроили, и не им, пусть и бессмертным, менять порядки.
***
С того памятного вечера прошла уже пара недель, но лучше не стало. Люди, поверившие в ликантропов не только отлавливали и безвинно карали своих, но и сумели еще и добраться до молодняка Вриколакос. Щенки еще и толком-то из волчьей шкуры выбираться не научились, вели себя, как истинные звери, потому могли много бед принести. Конечно, вины семьи тут не было, но последствий это не отменяло. Иован честно предпринимал попытки спасти своих, но несколько славных воинов уже полезли в неравном сражении. А смерть любимого ученика просто подкосила Иована. Храбрый защитник, Отец семейства просто перестал верить в возможность освобождения бедных щенят. Выхода просто не оставалось, но смириться с этим гордая Рогнеда не могла. Сколько было попыток побеседовать с мужем, как умоляла она, забывшая о собственной гордости, объединиться в Веледом ради спасения младших, но ничего не выходило. И тогда волчица решилась на самое крайнее средство. Иногда приходится просить помощи у того, к кому не питаешь никаких дружеских чувств, не соглашаясь с убеждениями.
Эта ночь была безлунной и тревожной, но среброволосая не отступила от своей затеи. Лесные тропы сменились городскими окрестностями, потом высокими стенами и улицами. По узким неуютным промежуткам между домами неторопливо шла статная женщина, укрытая плащом с оторочкой из лисьих шкур. Длинная юбка и рубаха из домашнего сукна могли бы выдать ее за зажиточную крестьянку, только вот гордую стать  спрятать было невозможно. В ночной тьме ни один человек не рисковал бы оказаться на территории Вышеграда, но Мать не опасалась. Она пришла не ради драки, но сумеет постоять за себя в случае необходимости. Надежды оправдались, найти одного из Тхорнисхов не составило труда. В очередной раз наступив на горло собственной гордости, жена Светлова попросила известить господина Бальзу о нежданной гостье. Оставалось надеяться, что вздорный глава Золотых Ос будет в хорошем расположении духа и толковая беседа все же состоится.

+2

3

– Р-р-радимир!
Одновременно с рычанием нахттотера, слышимым в ближайших комнатах и коридорах, воздух разорвал хлесткий звук пощечины и глухой удар тела. Взбешенный господин Бальза, наматывая на кулак светлые волосы полуголой девицы и вытаскивая ее из угла, уже подумывал рявкнуть еще раз, когда дверь распахнулась, и мажордом проскользнул в дверь.
– Да, нахттотер?
– Что это, Радимир? – Миклош сменил рык на вкрадчивый, елейный тон, покрутив в тонких пальцах серебряный нож с изящным растительным узором на рукояти. – Что это, я тебя спрашиваю?
Нож коротко свистнул и вонзился в дверь чуть правее головы мажордома. Хороший нож – в доме господина Бальзы не бывало плохого столового серебра, иначе он был бы не нахттотером, а оборванцем. Оглушенная ударом о стену девчонка не повизгивала то ли потому что не вполне еще пришла в себя, то ли потому что уже сообразила, что будет, если она будет раздражать его своим визгом – сейчас. Он любил, когда жертвы немного отбивались, но ее визг помешает ему услышать объяснения Радимира.
– Ну же?! – елейность испарялась с каждым новым мгновением.
– Это нож, нахттотер.
– Спасибо, ты раскрыл мне глаза, – ядовито проговорил Миклош, покрепче перехватив длинные светлые волосы своей жертвы. – Веришь или нет, но за годы своей жизни я научился различать столовые приборы. Как этот нож оказался у нее?! Почему каждая овца может стянуть с моего стола в моем доме нож и попытаться зарезать им меня, скажи мне на милость? – Миклош остыл так же неожиданно и заговорил тихо, чтобы мажордому пришлось прислушиваться – впрочем, его голос слегка напоминал шипение, и это не давало ему сохранять видимость спокойствия. – Зачем мне вы, дармоеды, если вас может обвести вокруг пальца сопливая девчонка? Великий клан Нахтцеррет! Может, мне обратить ее, а вас, тупых блаутзаугеров, выбросить на солнце? Толку будет больше. А, что с тобой разговаривать, пшел прочь. И нож забери!
Не дожидаясь, когда за Радимиром закроется дверь, нахттотер подтащил девчонку к постели. Подумать только, если бы не его реакция, сейчас девица испортила бы ему рубашку и пустила кровь – и все из-за расхлябанности и пустоголовости тех, кто должен был отвечать за его еду. Ничего нельзя доверить. Девчонка, что удивительно, продолжала молчать, стиснув зубы, и нахттотер осклабился в довольной ухмылке, блеснув клыками.
– Ты начинаешь мне нравиться, маленькая смелая пташка. Глядишь, и проживешь еще денек, – цепкие пальцы господина Бальзы на секунду сжались на ее челюсти, он провел большим пальцем по линии челюсти и по тонким, плотно сжатым губам, которые слегка портили общее впечатление. – Мне даже нравится, как ты сопротивляешься, пташечка.
Поздний завтрак был прерван ближе к своему окончанию – девчонка становилась все более податливой или, что будет более уместно, безвольной, в основном из-за кровопотери. Миклош зарычал и едва не сломал белокурой пташке шею, услышав стук в дверь. Вдавив девицу лицом в подушку, он сел.
– Что еще? Лудэр и Кадаверциан заключили мир и развернули полноценные боевые действия против Даханавар? Фэриартос перестали быть безвольными куклами, уничтожили семью ревенанта и подчинили себе остальные кланы?
Ответил ему голос Йохана: кто-то другой не решился бы беспокоить нахттотера в такой момент, да и его ученик не сделал бы этого, не имея на то серьезной причины.
– Рогнеда Грейганн, нахттотер. Она зашла на территорию клана и требует встречи с вами.
– Да? – протянул нахттотер, покрепче вдавив девчонку в подушку, чтобы не пищала и не отвлекала его. – Очень интересно, – в задумчивости вытерев кровь с подбородка запястьем, он отпихнул свою жертву и сел на постели. – Веди. И проследи за молодняком – чтобы даже не попадались ей на глаза! Позорят меня, тупицы…
– Проводить ее в виллу?
– Нет, притащи ее сразу в мою спальню! – раздраженно ответил Миклош, дотошно рассматривая свое отражение в зеркале. – И тогда я даже не успею услышать, зачем она сюда явилась – это, конечно, неплохой способ избавляться от нежданных гостей, но я не уверен, что хочу им пользоваться, особенно с грейганнами, которые могут нанести блох. Радимир! Воды!
Он, разумеется, не торопился. Даже приведя себя в порядок и одевшись, Миклош не торопился на встречу с женой Иована. Но так как пришедший навести порядок в спальне мажордом не был тем, на кого Миклошу хотелось глазеть, нахттотер все-таки покинул спальню и неторопливо направился к выходу из дворца. Из-за потрясений прошлого века, произошедших к тому же в отсутствие господина Бальзы, уцелела примерно половина дворца, и Миклош не переставал поражаться варварству представителей того мерзкого племени, над которым без конца кудахтала Фелиция. Впрочем, под дворцом все равно были несколько подземных уровней, которых вполне хватало клану – а Миклошу хватало его скромного количества комнат наверху.
Он, разумеется, догадывался, что привело сюда жену Иована: ни для кого не было секретом, что сейчас хвостатым приходится дышать и оглядываться с одинаковой частотой. До сих пор Миклош полагал, что вриколакосы справляются со своими невзгодами сами, но, видимо, на сей раз они столкнулись с чем-то неразрешимым. Интересно, почему не заявился сам Светлов – или его жена сегодня нанесла нахттотеру неофициальный визит? Как… интригующе.
Вилла была новой – Миклош пожелал выстроить ее, заинтересовавшись ненадолго барочным стилем. Но вскоре небольшая резиденция ему наскучила, и он вернулся в уцелевшую часть дворца. В последнее время вилла и вовсе вызывала у него раздражение своей вычурностью, и нахттотер подумывал ее снести – а вот смотри-ка, пригодилась. Миклош вошел внутрь и кивком головы приказал недовольно пыхтящему Йохану остаться в коридоре. Больше нахттотер не тянул: он заставил гостью ждать достаточно долго, чтобы показать, что являться без приглашения не слишком порядочно, но не слишком долго, чтобы это не выглядело грубостью уже с его стороны.
Женщины вриколакос всегда вызывали у него легкое чувство голода и своеобразное желание. Рогнеда в своей дикой красоте заставляла выглядеть блеклыми всех прочих женщин своего клана, и Миклошу всегда стоило определенного труда не пустить слюну на эту фигуру, это лицо… эти движения, в конце концов. Криво улыбнувшись и проведя языком по зубам, он быстрым шагом направился к гостье.
– Рогнеда. Прекрасна, как утренняя звезда, – и достаточно опасна, чтобы так называться. Миклош слегка согнул спину в вежливом поклоне и спросил с самым небрежным видом: – Чем обязан? Прежде ты не баловала меня такими неожиданными визитами.
И хорошо бы, чтобы она побеспокоила его не из-за того, что у Иована завелись блохи, и только ему, Миклошу, было под силу их вывести. Но на всякий случай выражение лица нахттотера уже было недовольным.

+2

4

- что у тебя в клетке рёберной так стучит?
- это закрытые в ней все мои мечты,
к ржавым замкам не подходят теперь ключи.
сами они потерялись давным-давно.
(Наташа Самотой)

Город. Рогнеда искренне не понимала, почему люди так усиленно тянулись в это скопище нечистот и негативной энергии. Хорошо было в родных землях, в небольших деревушках обитало два-три рода, а если семья крупная, то все селенье могла и одна занимать. Дружные, чтящие старших, совсем не походящие на нынешних глупцов. Нет, и в далеком IX веке был лихой люд, но теперь невольно казалось, что когда-то давным-давно все было чище и лучше. Заветы и традиции передавались из уст в уста, шлифовались, обретая форму былин и сказов. А что несут в себе нынешние истории? Уж точно ничего хорошего, если неразумные людишки смогли устроить такой хаОс. В моменты подобных размышлений в Светловой преобладала исключительно волчья натура, которая, как известно, не склонна к поиску компромиссов. В данной ситуации звериное чутье было весьма кстати. Начатое дело следовало довести до завершения, хоть и безумно хотелось развернуться и вернуться в безопасность родных и знакомых лесов. Женское дело небольшое – о доме печься, да мужиков в чистоте и сытости держать. Так просто сейчас пожать плечами и спихнуть решение проблемы на того, кому этим делом заниматься должно. Но нельзя, и пусть Иован долго потом будет припоминать ее не прошеное вмешательство. Супружеские отношения – наука хитрая, но женщина на то и хранительница семейного очага, чтобы разумные выходы из щекотливых ситуаций находить. Умела раньше, справится и тут, никуда не денешься.
Внешне Светлова казалась выдержанной и абсолютно спокойной, будто бы и не замечала настороженные и любопытные взгляды Ос. Забавными казались эти Тхорнисхи, не умеющие скрыть банального интереса к Волчице. Конечно, Йохан был слеплен из другого теста.  Такую стать Рогнеда еще малой девкой видала: настоящий вояка, которому дом и жена не милы. У таких мужей обычно вместо супруги вострая сабля да верный конь боевой товарищ, большего им не требуется. А стоит посадить героев на лавку или дать плуг в руки, так вся удаль испаряется, чахнет да хиреет, и никакая ведунья этого не исправит.
Ожидание казалось унизительным, но иного пути сейчас не было, пусть гордость и твердила об обратном. Легко быть гордячкой, когда знаешь, что никому из твоей семьи не угрожает опасность.
Все имеет свойство заканчиваться, вот наконец массивная дверь отворяется, и Рогнеда, грациозно и неторопливо встает, приветствуя того, кого принято именовать Ночным Рыцарем.  По загривку невольно пробегает холодок, но среброволосая старается держать себя в руках, не позволяя звериным инстинктам вырваться на свободу.
- Темной ночи славному хозяину, - певуче произносит женщина, мягко откидывая капюшон тяжелого плаща и холодно улыбаясь блондину. – Прости, что потревожила твой покой, но бывают случаи, когда иного пути нет. Думаю, что ты догадываешься о цели моего визита, но ни одно дело не спорится без договора.

+2

5

Белокурая девчонка, Основатель знает в чем спрятавшая нож, осталась жить – как Миклош и обещал. Он даже подумывал и правда подсунуть ее кому-нибудь для обращения, если ей повезет пережить следующую ночь, и если весь этот характер не испарится волшебным образом. Если на мгновение отстраниться о мысли о том, что девчонка пыталась ранить его, то ее находчивость и любовь к жизни заслуживали достаточно высокой оценки – для человека, разумеется, потому что, будь она тхорнисхом, это было бы несусветной глупостью. Господин Бальза и так, и эдак крутил в голове эту мысль, и она даже начинала ему нравиться.
Рогнеда наверняка явилась к нему прямиком из своего леса, в котором вриколакосы стучали зубами под кустами. Господин Бальза, ненавидевший леса ab incunabulis, с легким раздражением подумал, что и неудивительно, что люди с таким энтузиазмом взялись отлавливать тех, кого называли ликантропами: в то время как даже самые тупые блаутзаугеры скрывались среди человеческого стада, в городах, Вриколакос вечно перли против течения – вот и поплатился.
«Славный хозяин», – это заставило Миклоша на секунду скривить губы в усмешке. Такими цветистыми оборотами при встрече с ним не разбрасывались даже даханавары, и это при всей их любви даже отхожее место украсить лентами и назвать памятником человеческой культуры. Значит, Матери Вриколакос и правда что-то нужно. Нахттотер довольно сощурился.
– У меня есть кое-какие соображения, – протянул он, глядя волчице в глаза. – Но зачем тебе слушать мои догадки, Рогнеда? И зачем нам тратить время на такие игры? – о да, он бы предпочел сыграть с ней в совсем другие игры.
Будь Миклош чуть моложе или чуть глупее, он бы уже задумался о том, что именно мог бы попросить у Рогнеды в обмен на услугу, о которой она его попросит. Но во-первых, игры с дикими животными в постели могут плохо кончиться, а во-вторых, клану не будет никакой пользы от того, что он завалит на спину жену Иована – скорее наоборот. Миклошу было плевать, что там думает на этот счет сам Иован, но женщина, даже такая как Рогнеда – это еще не повод портить отношения с волками. Впрочем, нахттотер не отказал себе в удовольствии скользнуть по Рогнеде взглядом, любуясь ее животной грацией. Ее выражение лица, явственно дававшее понять, что восхищение не было взаимным, нисколько не смутило Миклоша: если бы его смущали подобные пустяки, жизнь стала бы очень скучной. Он сцепил руки за спиной и, все же оторвав взгляд от волчицы, подошел к окну, придавая их разговору видимость светской беседы.
– Овцы в наши времена охотятся на волков – какая ирония, – с усмешкой проговорил Миклош. А ведь он говорил, всегда говорил кровным братьям и сестрам, что рано или поздно они этого дождутся! Что же, наверное, теперь прекрасная мормоликая счастлива. – Признаться, я ожидал, что если здесь и появится кто-нибудь из вриколакос, то скорее Иован. Неужели он отпустил тебя сюда? В Вышеград?
Свою драгоценную жену – как же. Ситуация вырисовывалась все более пикантной, заставляя Миклоша сдерживать довольную улыбку, в которую пытались расползтись его губы.

+2

6

Мягкий оранжевый блик лучины над грозными ликами, вырезанными из дерева. Затейливые личины были настолько добротны, что казались живыми, грозно взирающими на своих потомков. Еще отец сказывал, сколь славные руки прапрадеда были ловки в непростом ремесле резьбы по дереву. Не велик труд придумать очередную картинку, да сложно сработать так, чтобы грозные духи Рода признали предложенное обиталище хоть временным домом, с крыльца которого уютно да радостно взирать на нынешних людей. Достойным ли было воплощение, или же упрямая восьмилетка – отцовская любимица попросту боялась строгих взглядов и твердо сжатых губ – сказать трудно, только вот уже упомянутая дуреха, торопливо пробиралась в священный угол, к самому алтарю. Взрослых не было поблизости, недопряденная кудель сиротливо приютилась на лавке, мать и нянька обязательно накажут за невыполненный урок, только здравого смысла рядом с ветром в юной бедовой головушке отродясь не водилось. Так страшно было только тогда, когда норовистый боевой конь батюшки – Уголек не пожелал слушаться детских рук, но это совершенно иной сказ.
Тихо прося Рожаниц о помощи, девчонка торопливо шарила на широкой полке, до которой с трудом доставала вытянутой рукой даже с надежной лавки. Где-то здесь должна была оказаться ее главная ценность, надежно спрятанная от посторонних глаз назойливых старших братьев. Скрип двери заставляет буквально подпрыгнуть, да так неудачно, что некогда надежная лавка оказывается самым ненадежным подспорьем: прочная ножка подламывается, увлекая за собой детское тельце. Девчонка инстинктивно хватается за последнюю, попадающуюся под скользящую руку опору, но та оказывается непрочной. Деревянные лики с глухим стуком падают на тщательно выскобленный пол.
А потом было многое, сломанная нога, укоризненный взгляд от матери и озадаченный батьки, только даже при ругани и ласковых расспросах не вызнали у Рогнедки, что же могло потребоваться дитятку в святом углу. Это трудно объяснить: старшие просто не поймут, только именно там девочка хранила единственную по-настоящему дорогую вещь: небольшой тонкий нож, подарок погибшего ныне любимого брата, покровителя и наставника, так некстати покинувшего мир живых
***
Говорят, что многие вещи в своей жизни человек не помнит, но человеческая жизнь длится какую-то сотню лет, а Киндрэт живут гораздо дольше, если, конечно, они не глупы. Волчица себя к глупым не относила, но именно сейчас, в чужом логове, ощущала той самой неразумной восьмилеткой. Наивно было полагать, что родители не знали о том самом памятном ноже, да и не могли не видеть, насколько молодшая тоскует по ушедшему в Ирий братишке.
Как бы не тонул Иован в собственном бессилии и горе, но должен был давно уже знать характер супружницы. Понял бы, что Недка, как называл охотник жену в человечьей жизни частенько, рук не опустит, даже если придется на горло собственной гордости наступить. Впрочем, не зря мудрые Боги сделали женщину хранительницей семьи и рода. Прямолинейный от природы мужчина не способен на такие тяготы. Каждому свое. Как бабе не годится тягать тяжеленный топор или меч, так и мужику никогда не решить домашних трудностей. Успокаивай себя или нет, а реальность остается реальностью. Первый шаг сделан, отступать подобно позору. А если еще и вспомнить о том, кто перед ней... Нет, Светлова не считала себя ниже, но убеждена была в том, что слеплена из другого теста. Даже матерая волчица чувствовала опасность, исходящую от вожака Золотых Ос. Сила непредсказуемая, от того могучая и грозная, да еще и непонятная.
Светловолосый никогда не казался истинным богатырем, скорее уж коварным змеем из древних преданий, способным уволочь зазевавшуюся жертву в свои подземные чертоги. Внешняя оболочка порой бывает обманчива, и о том стоит помнить.
Все эти перебранки были ожидаемы, но ничуть не снимали напряжения, только заставляли все туже смерзаться ледяной ком, поселившийся в животе. Бальза прекрасно понимал, зачем она могла пожаловать, от того и пользовался своим положением властного  хозяина. Гордость гордостью, а терпеть придется, забрел в волчью берлогу, не пеняй на то, что ты - заяц.
- Если ты так хорошо осведомлен, стоит ли тратить время на красивые речи и убеждать друг друга в дружбе? – соболиная бровь насмешливо приподнимается, а взгляд с золотыми искрами не сходит с Ночного рыцаря. – Ты никогда не слыл дурнем, Миклош, так и не пытайся его изображать, - неторопливо развязать затейливую застежку теплого плаща, освобождаясь от успевшей надоесть вещи. – Слухи подобны лесному пожару, и даже отбросив людские сказки, легко понять, что в одну прекрасную ночь с любым из братьев может случиться то, что настигло моих детей.
Невольно подбородок взлетает высоко, этот жест можно принять за выражение высокомерия, но Рогнеда не думает сейчас о подобном. Слишком много боли, и следует вернуть самообладание прежде, чем заговорить вновь.
– Порой женщина более дипломатична, поскольку умеет слушать мужчину. У супружника много достоинств, но умение торговаться в их число не входит. Договаримся ли? – руки разглаживают темно-серую тяжелую юбку, скорее механически, нежели в кокетливом жесте.
– Услуга велика, но и оплата будет соответствующей. Только вот выбирать ее тебе.
Унизительно признавать волю Тхорнисха над собой, но благополучие рода превыше всего. – Сам понимаешь, что требовать от меня слишком много бесполезно, но и отплачу в равной степени. Все честь по чести. Наши щенки стоят того. Наши дети за твою цену.  Разумная сделка?

+2

7

Клан Нахтцеррет не имеет друзей. У клана Нахтцеррет могут быть временные союзники, подчиненные ему кланы и враги. С первыми можно сотрудничать, пока сотрудничество приносит пользу, вторыми – просто пользоваться, пока они нужны или, к примеру, вызывают приязнь, как это происходит с кланом Фэриартос, третьи должны быть подчинены и низведены до положения второй категории или уничтожены в том случае, если подчинить их невозможно. В том случае, если немедленное уничтожение невозможно, и возможен только временный хрупкий мир, лучше всего будет затаиться и ждать удачной возможности: опыт всего рода кровных братьев служил лучшим доказательством того, что даже сильные и влиятельные кланы могут рано или поздно исчезнуть. Господин Бальза ни на секунду не допускал мысли, что такая участь постигнет его собственный клан: он был слишком осторожен, и, в отличие от Даханавар, не любил играть с огнем или заигрывать с овцами (мироздание полно иронии, и Миклош был почти уверен, что рано или поздно любовь даханаваров к людям обернется против них самих). Если же по какой-то вселенской шутке уничтожат его самого – в этом случае его клану вообще незачем существовать, потому что какой смысл в клане без нахттотера? А нахттотер может быть только один – других не было и никогда не будет.
Поэтому они не станут изображать друзей и убеждать друг друга в чем бы то ни было.
– Не трать, Рогнеда, – сладко, до приторности промурлыкал Бальза, на мгновение посмотрев ей в глаза. Глаза ночного рыцаря чуть блеснули в свете многочисленных свечей: его имя и слово «дурень» не слишком хорошо сочетались, а волчица все же была здесь в гостях. – Говори сразу: ты не на аудиенции у прекрасной мормоликаи.
Его взгляд снова скользнул по ее фигуре, которую Рогнеда так любезно продемонстрировала ему, снимая плащ. Подозрительный Бальза даже подумал, что она сделала это нарочно: он не пытался скрывать своего… расположения к ней, ее внешности и тому, как Рогнеда всегда себя держала. Был бы он глупее – изводил бы Иована намеками. Миклош дураком не был. И до сих пор ему вполне хватало эстетического удовлетворения.
Стоило жене Иована заговорить о том, что, по ее мнению, случившееся с ее кланом могло произойти с любым другим, как Миклош на время потерял интерес к разговору и обратил внимание на свои расшитые золотом перчатки, поочередно поправив сначала левую, а затем правую.
– Может, – наконец, проронил Миклош, в задумчивости медленно постукивая ребром ладони по другой ладони. – Но, как говорил кто-то из моих солдат, – он сделал короткую паузу, вспоминая, – если бы не мороз, то овес бы до неба дорос, – нахттотер с легким прищуром растянул губы в улыбке.
Если она сама не глупа, то прекрасно поймет, что он мог бы сказать ей еще и о том, почему охотятся сейчас именно за вриколакосами, а не за кем-то другим. Овцы не способны разглядеть тех, кто находится среди них, а живущий в лесу клан Вриколакос – отличная мишень. Нахттотер стряхнул с рукава невидимую пылинку, прежде чем снова поднять взгляд на Рогнеду.
– Может, и договоримся, – безразлично произнес Миклош.
Он уже не улыбался – скорее всем своим видом выражал скуку. Он знал, зачем она пришла сюда, и не ошибся, она сказала все прямо, и теперь все самым прозаичным образом сходилось к грубой силе и плате за услугу. Но из вежливости нахттотер не перебивал.
– Кажется, – начал он, когда жена Иована закончила, – я понимаю это даже лучше тебя, Рогнеда. Ты ведь не для себя просишь и не от себя. Ты просишь для своего клана как глава этого клана. И отвечать должна соответственно. С наделенных большей силой и властью и спрашивают больше. Ты же даешь мне понять, что соответствующей платы я получить от тебя не могу.
Миклош никогда не отказывал жене Иована в уме, но этой ночью посмотрел на ситуацию под несколько другим углом. Там, где Светлову мешала огромная гордость, его жена действовала. Не Иован, обладающий всем известной и видной властью, стоял сейчас здесь, о нет – стояла его жена. Стояла и была готова отдать все, что было в ее силах отдать, за то, чтобы он вытащил из пасти смерти пару дурных, бесполезных щенков – так кто же был фактическим главой клана?
И, конечно, вот что значит «семья»: Миклош, не будь в ловушке действительно ценного члена клана, не стал бы рисковать другими, а у волков просто не было иного выбора, потому что семью не бросают. Мысли о том, на что она могла бы согласиться, были наполнены особой сладостью, заставившей Миклоша внутренне зажмуриться от удовольствия: соблазнительных картин было множество, и никто ни о чем не узнал бы: вриколакосы прекрасно регенерируют. Цена была бы на самом деле незначительной – беда только в том, что нахттотер рассматривал коитус и прочие, куда более интересные, сопутствующие ему развлечения как оплату, только с определенными женщинами, которые больше ни на что не годились и не были спокойны. Он со скучающим видом поджал губы.
– Мне это неинтересно, Рогнеда. Ты говоришь, что я должен пожертвовать собственным временем и собственными ресурсами, возможно, подставить под удар собственный клан – и ради чего? Ради пары щенков, чья судьба мне, откровенно говоря, безразлична? Ради… платы, которая так же не возбуждает во мне никакого энтузиазма? Как ты думаешь, – голос Миклоша звучал тихо и слегка насмешливо. – Если бы ко мне пришла одна из твоих… дочерей, и по какому-то невероятному стечению обстоятельств я согласился с ней поговорить, и она просила бы того, что просишь ты, так же, как просишь ты – я бы согласился помочь?
Нет, Бальзе, конечно, было известно о том, что о нем ходит слава не только извращенца и мучителя, но и кровного брата слегка эксцентричного (и это мягко сказано), но не настолько же, чтобы заниматься благотворительностью для блохастых вриколакосов, к которым он никогда не испытывал большой приязни.
Рогнеда способна на большее, гораздо большее – это Миклош знал, был в этом уверен.

+2

8

Офтоп

Прости, что долго и сумбурно в итоге. Пост слабый, можно было лучше, но я из-за времени не стала затягивать, итак ждал долго, но если переписать - смело терзай, все сделаю

Как и большинство истинно опасных хищников, глава Тхорнисхов умел казаться мягким и безобидным. Тому, кто возрастом был старше самой Рогнеды, не досталось крепкого телосложения, но вот изящества ловкого танцора или канатоходца было в избытке. По поводу внешности и баять не следовало: трудно даже представить, как соотечественники славянки отнеслись бы к представителю древнего племени. Чужаков и без того никогда особо не жаловали, а тут еще и настолько отличающихся внешне...
Даже Иован, могучий, плечистый, угрюмый казался батьке не самым подходящим претендентом для роднушки. Но жизнь на то и жизнь, что все расставляет по своим местам, тебя самого не шибко спрашивая.
Иован... От мысли о супруге сердце невольно сжимается. Легко мнить себя героиней, чем-то жертвующей ради семьи, родни по духу и крови. Но легче ли сейчас главе всего Рода? Осознать собственное бессилие - испытание то еще. Нет вины в том, что у матерого вожака опустились руки. Если и повинен, так только что с супругой не посоветовался. Но и она хороша: не сказала, к кому за подмогой отправилась. Оправдание себе-то сыскать труда не составит, но ведь на деле-то было? Еще как было! Впрочем, важнее сейчас осуществить задумку. Уже показалась, хвост поджимать да уходить с позором ой как глупо! И совершенно иной спрос, что Бальзу уговаривать придется, долго и елейно. Как и всех мужиков. Вот видит Род, была бы у Тхорнисха супруга, быстрей бы договорились. Авось женщина женщину быстрее поймет. И все сказанное и невысказанное. Это с мужицким прямым умом ой как трудно сладить. С супружником тоже трудно было поначалу, пока сама не помудрела да ключики нужные не подобрала. Это ж по младости любовь пламенная да слепая, изъяны позже познаются. А они, как известно, имеются абсолютно у всех.
Ожидания оправдались, еще минутку назад заинтересованный ее визитом Ночной рыцарь примерял маску скучающего барина. Ну предсказуемо же, зато относительно привычно. Вот полная и моментальная готовность помочь вызвала бы гораздо больше подозрений, нежели радости. Приглашение поторговаться было принято. Начиналась усвоенная с детства игра, которую приходилось видеть на торгу с приплывавшими в деревню иноземцами. Только те торжища были совершенно безобидной забавой, а тут на кону жизни. Да и с кем торгуешься еще. Миклош прекрасно знает, что лучше его семьи никто работу не справит. Знает, от того и цену Осам набивает показным безразличием и незаинтересованностью. Но если бы то было правдой, уже дали бы волчице от ворот поворот, да речи бы дальнейшие не вели. Вот тут-то и начинается самый настоящий танец на углях. Как бы пробежать да не опалиться необратимо.
- А разве я не сказала, что отплачу равно? – соболиная бровь удивленно приподнимается, а статная женщина не сводит уже нескрываемо желтых, вольчьих глаз с Тхорнисха. – Сколь угодно можешь передумывать и крутить слова, но в обещании подвоха не сыщешь. Сделаю все, что мне будет по силам.
Гордость начинала бунтовать. Уж давно уже никто так не смел беседовать с Матерью, давно привычной к уважению и послушанию молодших. И кто бы знает, что могло бы случиться в иной ситуации, если бы не осознавала Рогнеда, что обратиться больше не к кому. Речи у Бальзы колкие, да сам осиный предводитель не сахар с медом, но знай себе терпи и вспоминай, что значит быть слабой женщиной, уповающей на мужскую силу.
- Мы оба знаем ответ. Ни одна из моих дочерей не пошла бы к тебе. Мы придерживаемся разных традиций, потому сложно ладим. Но иногда сила лишь в единстве. Только старшие и дальновидные способны это понять. Борец действует на моих детей больше, чем на твоих, но, поверь, и на вашу долю хватит. Мы лишь первые попались под руку, в том и вся разница. Что с меня, с бабы, взять, но по моему разумению, не самая плохая сделка. Поможешь и назначишь собственную цену. Все по справедливости. Рада была бы к тебе с этим не идти, да иного пути нет, уж прости.
Вздохнуть и заставить себя опустить взгляд на подол теплой юбки. Только кротости и невероятное терпение. Все, как на охоте. Тут еще не переиграть бы. Мягкость и податливость Миклоша ровна ее покорности. Одного и другого в природе не существует. А коль увидел – беги без оглядки.

+3

9

Признаться, Бальза все еще не был уверен как в том, стоит ли помогать вриколакосам, так и в том, хочет ли он сам помогать Рогнеде. С одной стороны, разумеется, было чрезвычайно увлекательно отказать и наблюдать за агонией волков, но с другой стороны, вриколакосы не были тем кланом, который Миклош хотел извести в первую очередь – порой их волчьи мозги были способны исторгнуть дельную мысль или хотя бы поддержать чужую. Рогнеде больше не к кому бросаться за помощью. Даханавар? Они слишком трясутся за людей, да и блохастые никогда не были им слишком уж симпатичны: Иован недостаточно часто соглашался с мнением мормоликаи, чтобы ходить у нее в любимчиках. Лудэр? Слишком заняты войной с Кадаверциан, и с Кадаверциан то же самое. Асиман? Прихлебатели Амира из тех, кто подорвет дом, чтобы уничтожить пару тараканов, а вриколакосам и без того достаточно шумихи. Вьесчи и Фэриартос хороши, когда надо кого-то подкупить или очаровать, а сейчас требуется реальная, ощутимая сила. Да, Рогнеде больше не к кому бросаться за помощью и, пожалуй, именно по этой причине ее мольба теряла часть своего очарования.
– «Равно» есть слишком обтекаемая формулировка, – почти со скорбным видом заметил Миклош, что не слишком вязалось с его мягким, вкрадчивым, мурлыкающим голосом. – В то время как заявление о том, что я не могу требовать от тебя «слишком многого», вполне конкретно. Однако услуга велика, и ты сама это признаешь. И ты должна понимать, что я в первую очередь думаю о благополучии своего клана – так же, как и ты думаешь о своем.
Сложив тонкие пальцы в замок, а затем сцепив их за спиной, Миклош прошелся по залу. Он бросал на Рогнеду короткие взгляды, улыбался собственным мыслям, но по-прежнему не знал, что в действительности стоит ей ответить. Он не пытался описывать круги вокруг волчицы, не пытался подходить со спины и вообще не собирался заниматься всей этой патетической чепухой, на которую размениваются молодые тхорнисхи, полагая себя серьезными и грозными хищниками и не догадываясь, что в Праге достаточно настоящих хищников, до которых им как до Луны. Он давно это перерос, а запугивать кровных братьев ему наскучило. Но он раздумывал.
– Не говори мне о единстве, это слово успело наскучить мне ad nauseam еще на Советах, – передернув плечами под плотным черным испанским хубоном, проговорил Бальза, и на его лице явно читалось легкое отвращение, как будто его и правда скоро начнет тошнить. – Никто, даже даханавары в действительности не верят в это мифическое единство, что бы они ни говорили. Право слово, это не то, что может тронуть меня до глубины души и растопить… как бишь там? Мое ледяное сердце, – последние слова он выговорил с насмешливой, но слегка кислой улыбкой. Ледяное сердце – это так пошло.
G-moll. Начало будет нагнетающим, неторопливым, но неотвратимым, а затем, во второй части, все наконец-то обрушится. Он уже сейчас слышал эту вторую часть, отголоски первой, отдельные пассажи третьей… только то, что приходилось отвлекаться, мешало Миклошу как следует расслышать четвертую. В третьей будет плач и скорбь, тяжесть утраты и тяжесть потери, разоренная земля, раскидывающее над землей крылья торжество отчаяния. Это – будущее. Сейчас же было настоящее, и… D, H, C, D, E, D. Это захватило его полностью. Голос Рогнеды самым естественным образом вплетался в его симфонию, даже утихнув в пространстве зала. Он снова сорвался с места – ему нужно было видеть ее лицо и в частности ее глаза.
– Не прибедняйся, Рогнеда, – протянул нахттотер, впившись жадным взглядом в ее лицо, как будто стремясь вырвать из ее глаз все ее чувства, переживания и страхи. – Можешь рассказывать сказки о глупости «баб» своему клану, или Иовану, если он настолько глуп, что верит этому, но не пытайся накормить этой ложью меня. Я знаю, на что способны женщины. И ты. В частности, – стремительность второй части превращается в тягучесть, он слышит в ней легкий диссонанс – как в африканских песках, способных затянуть неосторожного путешественника. – Предположим, – он отвел взгляд на время, достаточное, чтобы спокойно бьющееся сердце ударило четырежды. – Предположим, что сказанное тобой вызывает у меня… легкое любопытство. И если бы я хотел его удовлетворить, я бы спросил, где именно прижали хвост твоим… детям.
Последние слова ночного рыцаря прозвучали почти кровожадно: как же прискорбно будет, если вриколакосам прищемили хвост так сильно, что они даже не в силах укрыться от солнца. А они пока нужны ему для симфонии.

+2

10

Размышления Бальзы о цене услуги и насторожили и успокоили одновременно. Быть должной неприятно, но что могла Светлова сейчас пообещать в обмен на спасение щенков? Ни о чем соромном не просил, и то слава Рожаницам. А уж спустя время, можно и с платежом поторговаться. Обманывать Ночного Рыцаря характер не позволит, но на бесчинства Мать уж точно глаз закрывать не станет. Озвучивать то без надобности, ее и без того прекрасно поймут. Миклош, как бы его не хаяли, в своем роде слыл обязательным, да и слово свое держать умел. Как-никак, а глава семьи. Репутация клана для старших на первом месте.
Славянка торопливо прячет наползающую на лицо холодную полуулыбку, наблюдая за явно заинтересованным Тхорнисхом. Мужчины, вне зависимости от принадлежности к семейству, всегда остаются детьми. Абсолютно любое дело обращают в забаву. Увлекаются, как малышня, стоит только интересное занятие подкинуть. Если разобраться, не так уж и трудно будет осиному предводителю сделать то, для чего он и был сотворен. У каждого свое предназначение, но не к каждому за ним на поклон приходят и взамен что-то обещают. И в эту ночь Бальза сумеет получить не только очередную веселую забаву, но и приятное к ней дополнение: должники-Вриколакос редкая диковинка, которой впору хвастаться.
Но внезапное пристальное внимание светловолосого к своей персоне вызывает мурашки по загривку. Рогнеда никогда не боялась мужских взглядов, но в этот раз ощущала чужой интерес особенно остро. Природа этого внимания пониманию не поддавалась. А все, что непонятно, само по себе пугает да настораживает.
- Дорога неблизкая. Есть за городскими стенами, в лесной глуши, монаший скит, вот там-то и держат бедняг. Если верить языкам, то достается пленникам крепко. Без разбору и людей и кровных увечить готовы. В самом ските послушники крепкие, больше статью на воинов тянут, нежели на святош.
Лицо Светловой становится холодным и отстраненным, будто бы и вовсе не о своей беде говорит, а нудный отцовый наказ младшим братикам пересказывает. Сейчас особенно трудно не дать себе воли, да и не наболтать лишку. Ведь Миклош пока лишь интересуется, а волчица подыгрывает в не до конца ясной самой еще игре.
- Аконит кругом, да серебром пользуются. Последнее было бы даже забавно, но вот сила трав в знающих руках редко подводит, а какой-то сведующий среди них точно есть. С ним бы лично побеседовать не отказалась.
Ладонь сама собой сжимается на затейливой рукояти надежного ножа у пояса - неизменного атрибута представителя волчьей семьи. Каждый волк получает такое оружие в напоминание собственной силы и ответственности в роду. Потерять клинок – один из тяжелейших проступков, за который может и крепко прилететь от старших. Только вот мало кто знал, что ее кинжал достался не от супруга, а был с ней еще с человеческой бытности. Напоминание о силе и крепости Рода. По одиночке никто не силен. Древо сильно корнями, а семья родичами. Отцов подарок любимой дочке, что навсегда покидала родные щедрые земли с избранником, какого по душе выбрала. Батьки-то давно нет, но наука помнится. И вот она не только рядом с суженным, да еще и семьей обросла. Только вот теперь все аукается немалой ответственностью и болью. Там, где Иован не решался, жинка в свои руки дела брала. Может и прав Миклош, говорящий о женской силе. Говорить не значит познать в полной мере, но догадаться можно уже потому, что светловолосый старше тебя в разы, а возраст и мудрость идут рука об руку.
- Ежели решишься полюбопытствовать и пойти дальше, то позволь стать твоей спутницей. Подсоблю, насколько сумею, - аккуратно и максимально безразлично. Будто бы и не просительница вовсе, а обычная баба, набивающаяся на поход за земляникой в знакомую чащу.

+2

11

А вместе с симфонией, но обособленно от нее, звучала другая мелодия, незатейливая, исполняемая на лютне – простой, но изысканный танец, с изящным звучанием. Это была мелодия их встречи, ведь, что бы ни думала Рогнеда, эта встречал была именно такой – незамысловато-светской и не несущей в себе никакой опасности. Он мог бы пригласить ее на танец, но тончайший слух ночного рыцаря был не способен выносить музыку в исполнении кого-то другого – а танцевать с инструментом в руках не слишком удобно.
Пожалуй, больше она смогла бы ему дать, только вынуди он гордую жену Иована упасть на колени и в отчаянии рвать волосы, и кататься по полу в приступе отчаяния. Нахттотер знал меру и не пытался вырвать больше, чем ему и без того щедро предоставляли. Его взгляд цепко и неторопливо, как насекомое, как оса, блуждал по ее лицу, схватывая каждую морщинку и мелькание огней свечей в глазах при повороте головы, каждую тень и каждое пятнышко света, потому что во всем этом заключалась сильнейшая жажда – спасти собственное племя, заплатив какую угодно цену. Отчаяние, то самое, которое толкнуло Рогнеду на путь к Вышеграду. Он впитывал это с наслаждением. И почти не моргал и не шевелился.
Миклош сморгнул, с его лица схлынуло выражение плотоядной жадности, и он, дослушав до конца, криво, пренебрежительно усмехнулся. Снова хищно сверкнули клыки, а глаза проследили за движением руки волчицы и сомкнувшихся на ноже пальцах.
– Любопытно, – интонации Миклоша были таковы, что под словом «любопытно» можно было подразумевать как ленивое любопытство, так и недоверие, или же угрозу. – Скит, говоришь? Не монастырь – только скит? Клан Вриколакос давал мне возможность убедиться в силе трав, но настолько ли велика их сила, чтобы волки превратились в трусливых псов? Во что ты хочешь втравить меня, Рогнеда?
Нахттотер прищурился. Разумеется, он пока не спрашивал всерьез, но и не хотел, уже согласившись, узнать, что его солдатам предстоит вломиться в летнюю резиденцию кого-нибудь из ныне живущих Ягеллонов. Он хмыкнул. Предложение Рогнеды, пускай даже сделанное в нейтральном тоне, звучало двусмысленно, но он не стал цепляться за эту двусмысленность. Спутницей. Он бы не отказался, стань такая женщина его спутницей на каком-нибудь другом мероприятии, где ее могли бы оценить по достоинству, а здесь… Но она ему понадобится, когда он доберется до вриколакосов: нужен же ему кто-то из их сородичей, чтобы тупоголовые блохастые не кинулись на него самого? В волчью благодарность Бальза не верил. Только в долги – долги они выплачивали исправно.
– Почему бы и нет… – пробормотал Миклош, пощелкивая пальцами в ритм мелодии своей будущей симфонии. – Предположим… Предположим, что неуемное любопытство заставляет меня задать еще вопрос: насколько неблизкое? В каком направлении от Праги? Реши я совершить прогулку в те места – чисто гипотетически, – мне было бы очень неприятно узнать, что я не успею вернуться  в Вышеград до рассвета,  – он поднял голову и крикнул: – Йохан! – когда ученик вошел, резко распахнув двери, ночной рыцарь без предисловий (он был бы неприятно удивлен, если бы узнал, что оставленный у двери Йохан прохлопал ушами весь его разговор с гостьей), деловым тоном принялся отдавать распоряжения: – Принеси мне карты окрестностей – чем подробнее, тем лучше. Живо.
Если блохастые и правда того и гляди поджарятся на солнце, то он может упустить очень интересную и выгодную сделку, а Миклош прекрасно знал, что такие сделки подворачиваются даже реже, чем раз в столетие – другого такого случая сделать Рогнеду своей должницей может просто больше не представиться. К тому же тогда будет потерян смысл всей его симфонии, будет выбита сама основа, и кто знает, сможет ли он собрать так складно звучащую в его голове мелодию из осколков несбывшегося. Когда Йохан вернулся с картами, Миклош расстелил нужные им (еще он не показывал волчице всех своих карт) на столе и с улыбкой посмотрел на Рогнеду.
– Предположим, я попросил бы тебя показать точное место, – улыбка была недоброй: нахтриттер чуял кровь и предвкушал хруст человеческих костей под каблуком собственного сапога.

+2

12

Мужчина и женщина различаются столь же сильно, как не походят друг на друга небо и земля. Бесполезно спорить, кто лучше, различия есть и от них никуда не деться. Так уж вышло, что в далекие детские годы, когда нынешняя мать еще бегала в перешитой материной рубашонке да босиком, разницу уже удавалось замечать. Единственная девочка, среди огромного семейства  – отрада отца и помощь матери в каждодневных заботах. Не старшая и не молодшая среди вереницы отпрысков. Старший брат был уже женихом, да на девок заглядывался, помышляя какую умыкнуть, а самый мелкий с трудом еще на ножки вставал. Но даже разных характеров касалось крайне интересное сходство: сколько бы лет ни было мальчику или мужу, а он все равно остается ребенком. Разве что забавы меняются с возрастом. Но страсть и увлеченность не денешь уже никуда. Кто-то в качестве игрушки избирает сталь и ратное дело, пусть игрушка это и крайне опасная, а кому-то ближе тепло податливой пашни под ногами, но у каждого есть своя слабость. И относится это абсолютно к любому сильному и смелому. У прекрасных и мудрых тоже есть свои слабые места, но нато они и мудрые, чтобы их столь явно не демонстрировать. Но в тандеме мужчина и женщина качества розданы гармонично, но не поровну. И не даром мудрые творцы так сделали. Сила в единении – все просто и понятно. Мужик без женского присмотра – сирота, а женщина без твердой мужниной руки недогляжена.
Вопреки нарастающему дискомфорту от униженной роли просительницы, медленно, но верно, просыпается азарт, который волчица пытается поглубже спрятать внутрь. Тхорнисх откровенно ее рассматривает, ловит каждое изменение в лице или движениях, а она и не особенно пытается скрыть собственное состояние. Коль все было бы хорошо, сами бы справились, да на поклон не пошли, а тут уже пользуйся тем, что заметил, если хочешь довести до конца начатое. За хрупкой оболочкой светловолосого мальчика скрыт воин, стратег и тактик. Бой его истинная страсть, нужно лишь только зацепить нужную струну, аккуратно, так чтобы гордый Нахттотер того вовсе не заметил. После стольких десятилетий жизни с Иованом не такая уж и трудная задача, если посмотреть. Конечно разные, до жути различные, но оба мужчины, в этом уж точно похожи, значит и способ действия одинаков.
- Есть то, что больно ударяет по волкам, когда вас задевает лишь косвенно, - нехотя признает Рогнеда. – Старшие пытались подойти, да далеко не сунулись, из шкуры потом вовек не вылезешь, и это при лучшем исходе. Борец – травка суровая, - хмуро и тихо продолжает волчица, - Ее не каждый человек приручить может. Яд в умелых руках может одинаково лечить и погубить. Только вот для Вриколакосов вреда больше, нежели пользы. В определенное время собранная становится серьезным оружием. Еще несколько веков назад любая знахарка да травница обладала достаточными знаниями, а сейчас таковых не сыщешь. Но на беду объявился ведающий в ските.
Страшные басни о выкодлаках прекрасно помнились еще с детства, вот только тогда все это казалось лишь вымыслом, страшной историей на ночь в назидание не желающим засыпать отпрыскам. Только сказки, как оказалось, имеют свойство сбываться. Есть и оборотни, есть и те, кто знает, как с ними бороться, даже если эти самые носящие волчью шкуру совсем для людей не опасны. Выдавать все секреты Миклошу ой как не хотелось, но жизни детей были важнее.
- Успеешь не только вернуться, но и поохотиться всласть. По дороге на Кладно, но не слишком далеко для нас. Просто надо зайти подальше от дороги.
Не проходит и десяти минут, как приказание Бальзы исполняется. Вид деятельного главы Тхорнисхов вызывает смутную тревогу, но и дарует надежду одновременно. Слишком различная сила была у семей, если разбираться. Основатель создал своих детей абсолютно непохожими друг на друга. Как черепки разбитого блюда, способные отразить задуманный умельцем узор, но не умеющие заменить друг друга. Сила Кровных в их взаимодействии. Только вот сами кланы понять этого не желают. Различное мировоззрение и амбиции рождают конфликты, подобные многовековому спору Лудэра с Кадаверцианами. Во что выльется противостояние? Никто предугадать не может, даже самые дальновидные. Только вот опыт Рогнеды подсказывал, что из таких склок ни одна сторона победителем в полной мере не выходит. За примером и далеко ходить не нужно. Какой ценой был оплачен раскол в ее собственной семье? Ради человечности, как бы то глупо ни звучало, пришлось пожертвовать многим. Не то чтобы Светлова жалела, но зависть к выкодлакам порой проскальзывала. Не по справедливости им доставались древние знания, ускользавшие от Грейганнов.

+2

13

Острые ремарки относительно того, что он думает о нежных отношениях блохастых и трав, нахтриттер оставил при себе – зато очень хорошо запомнил все сказанное Рогнедой. Никогда не знаешь, когда и что из услышанного может пригодиться, и пригодится ли, но слушал он всегда внимательно и старался не упускать подробностей. Записывал, впрочем, редко, не желая, чтобы эти записи случайно попали в чьи-то руки, кроме его собственных. А с бумагой может случиться всякое. Миклош сложил вместе ладони и прижал их к губам, довольно щурясь и слушая, слушая.
Йохан замер у него за спиной – нахттотер был уверен, что тот буравит маленькими темными глазками волчицу, по-прежнему не слишком довольный этой аудиенцией, хоть и понимающий ее пользу. По крайней мере, нахттотер надеялся, что ученик ее понимает.
– Йохан, – подозвал он ландскнехта, кивнув на карту. Тот подошел. – Собери… – в раздумьях Миклош пожевал губу, но подумал, что всегда лучше перестраховаться, – два, нет, три «копья», на всякий случай.
Ландскнехт ушел. Овцы сами по себе не представляют опасности для ночных спасителей, но чем больше он сможет выставить, тем лучше: меньше вероятность пострадать от неприятных сюрпризов. Ему не нужно было, чтобы кто-то из овец случайно сбежал, да и вриколакосам надо сразу показать, на чьей стороне сила, потому что волки – на то и волки, чтобы лучшим образом понимать силу. Нахтриттер промурлыкал, глядя, впрочем, на карты, а не на Рогнеду:
– Предоставить тебе лошадь?
Наконец, собрав карты и скрутив их в большой рулон, он кивнул волчице.
– Тебя пригласят, когда все будет готово. Думаю, ждать придется недолго.
Ему как минимум надо переодеться, потому что в этих новомодных тряпках толком не пошевелишься. Снаружи уже царило приятное оживление и Миклош, отыскав Йохана, сунул ему в руки свернутые карты. Ландскнехт, конечно, опять натянет свою кирасу и притащит очередную любимую желеязку – он и Миклоша уболтал обзавестись доспехами, и нахттотер никак не мог понять, как он купился на эти уговоры. Впрочем, его доспехи большую часть времени висели на стенде, чтобы можно было полюбоваться роскошной гравировкой и позолотой. Он мог бы с легкостью носить их… но не хотел. Так, появился пару раз тут и там, когда требовалось показать себя хозяином и властелином для человеческих солдат, которые понимают либо затрещины, либо внешность – и благополучно забыл, махнув рукой. Пожалуй, сегодня, раз на него будут смотреть блохастые, можно было бы снова вспомнить про латы… но он не хотел. К тому же с его ростом господин Бальза в доспехах смотрелся слегка комично, а господин Бальза не мог выглядеть комично. Белый шелк ему к лицу куда больше, чем доспехи, и есть в этом нечто символичное, пожалуй.
Подбитый мехом плащ, поспешно наброшенный поверх белой шелковой рубашки, придавал ему вид севильского распутника, сбежавшего от покоренной любовницы, оставив у нее половину вещей, но Миклош чихать хотел на такие параллели: куда больше его заботила вышивка, и если яркие осы были сколько-нибудь пристойны, будучи символом клана, то за нашитый жемчуг нахттотер хотел оторвать голову тому идиоту, который придумал так разнообразить его гардероб. Идиота спасало только то, что его имени господин Бальза не знал и мог сейчас только пыхать злобой. Он запрыгнул в седло, и кивнул волчице, едва не скалясь от предвкушения кровавого пиршества.
– Веди, Рогнеда.

Овцы окопались неплохо – не иначе, брали пример с блохастых, которых прихватили. Нахтриттер с ехидной усмешкой посмотрел на бревенчатый частокол. Лошадей они оставили позади, чтобы те не выдали ржанием или звоном сбруи, если овцы не спят, как им положено, а ждут гостей. Ни к чему раньше времени поднимать панику. Миклош в задумчивости теребил мех плаща, посматривая на усыпанное звездами небо.
Их «копья», разумеется, сильно отличались от человеческих: ночным спасителям не было нужды прятаться в латах и водить оруженосцев, да и в лошадях они нуждались скорее для передвижения, но название для отряда из одного-двух тхорнисхов и пяти человек прижилось само собой. Он ждал, когда два «копья» проникнут за частокол и дадут сигнал. Залаяли собаки, и «Бич» нахттотера ударил по воротам, рассыпав их в прах, но он не торопился делать шаг вперед – зачем, когда у него есть третье «копье»?
У них был приказ – по возможности брать живьем. Под аккомпанемент криков нахттотер прошел по праху, оставшемуся от ворот. Он не торопился и не дергался, дымчатый кнут в его руке, распространявший легкий, едва уловимый для ноздрей Миклоша, но достаточно яркий для Рогнеды, аромат разложения, иногда находил цели в бойне, в которой у обороняющихся не было шансов. Нахтцеррет не пользовались огнем, потому что для уничтожения у них было не менее эффективное оружие, и поэтому бревенчатые дома не полыхали, а шум… подумаешь, немного пошумели. Услышать это было некому.
Уцелевших пинками согнали на некое подобие площади перед домом покрупнее, и Миклош, сбросив плащ на руки ближайшему человеческому солдату, прошелся вдоль линии поставленных на колени людей. Крепкие – ему бы могли пригодиться, но у нахтриттера были подозрения, что материал уже испорчен.
– Ты.
Он указал рукой на здоровяка с рожей попроще и кивнул командиру первого «копья». Здоровяка оттащили от остальных, но не слишком близко, чтобы не лишить их возможности видеть и слышать. Миклош равнодушно, заложив руки за спину, следил за тем, как «солдат» взмахивает топором – раз, два, отрубая жертве руки. Кивнул в ответ на вопросительный взгляд, и топор перерубил обе ступни. Нахттотер медленно повернулся к стоящим на коленях людям.
– Это была легкая смерть, – мягко сказал он. – А теперь я хочу знать, где волки. И… Рогнеда, прошу прощения, запамятовал, – разумеется, нет, но это сейчас не имеет значения: для нее он запамятовал, – ты хотела поговорить с кем-то из этих?

+2

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Киндрэт. Новая глава вечности » Прошлое время » XVI век. Nun, liebe Kinder, gebt fein Acht