Звонкий смех нарушил тишину ночного леса, и Иован напрягся, замер, почти слившись с кустами, сроднившись с землей, растворившись в тенях, что отбрасывали листья под ровным, мертвенно-белым светом луны. Показалось? Али навка злобная его за собой уманить пытается, в трясину завести хочет да плотью его молодецкой полакомиться? А не то крикса поганая голосу человечьему подражает, чтобы напасть на неразумного, очи ясные выклевать, сердце горячее да храброе на вкус попробовать? Людей здесь быть не должно, не место им здесь, в чаще дремучей, где только зверь дикий и может выжить. Да охотник, что сам уподобился тем, кого выслеживает, перенял повадки их звериные да чувства тонкие. Вот только где это видано, чтобы девка в охотники подалась? Смех-то он слышал девичий — звонкий, серебристый, как будто бубенчики хрустальные по полянке волшебной рассыпались и катятся, ветром подгоняемые. Как будто источник целительный из-под земли пробивается, и струи его живительные меж собой перекликаются, певуче и маняще.

Вот снова! Теперь уже охотник был уверен, что ему не почудилось, не поблазнилось, не поманилось. Перекинув лук за спину, Иован текуче-мягким движением подался вперед, на звук, и даже самый сторожкий зверь не встревожился бы от этого. Еще шаг, и еще один, и облитые лунным серебром ветви бесшумно расступаются перед любопытным охотником, открывая ему просторную поляну, заросшую мягкой муравой. Там, под неожиданно яркими лучами ночного светила кружилась в безмолвном танце изящная девичья фигурка, которая, казалось, и сама излучала этот мягкий свет.

Берегиня!

Конечно же, Иован не раз слышал истории о встречах с ними, но ни одна из них не могла передать всего великолепия того, что он видел. Охотник снова замер, но теперь уже не из-за необходимости сохранять тишину, дабы не спугнуть зверя ночного, а от восторга. Он забывал дышать, не в силах отвести взгляда от той, что безмятежно танцевала под бесстыжей луной, вскинув к черному небу тонкие изящные руки и кружась. Густые длинные волосы темной волной летели вслед за берегиней, будто диковинный шелковистый плащ, а за спиной трепетали... крылья? Тонкие полупрозрачные крылья, преломляясь в которых, лунный свет играл на полянке крошечными радугами, словно кто-то самоцветов рассыпал. Или же... хрустальных бубенцов?..

Говаривают, что хорошему человеку не след берегини бояться, а вот худому, недоброму, зло замыслившему лучше уносить ноги поздорову. Кто он, Иован, хорош аль худ? Однако даже если бы он знал, что вот-вот прекрасное божество заметит его, обернется чудовищем страшным и разорвет его на куски голыми руками, он не сумел бы уйти, скрыться — сам бы потянулся навстречу когтям грозным, сам бы грудь им навстречу распахнул, сердце отдавая. Потому что душа уже поняла то, чего не успел осознать сам охотник.

Потеряв бдительность, он подался вперед еще сильнее, и что-то хрупнуло под ногою, громко, хрустко, и берегиня застыла, ойкнув и совершенно девичьим движением прижав ко рту ладони. Широко распахнутые серые лучистые глаза безошибочно нашли источник звука и с размаху столкнулись с синими, взирающими на них с молчаливым благоговением. А потом...

* * *

— А потом они полюбили друг друга, поженились и жили долго и счастливо? — на чумазой мордашке непередаваемое выражение восторга, надежды и любопытства пополам с нетерпением.

— Ты ведь знаешь, — кивнул в ответ Иован, неторопко пройдясь широкой ладонью по собственной бороде, привычно сгребая ее в горсть. — Почему же всегда просишь рассказать именно эту сказку, Неждана?

— Она мне нравится, — последовал вполне резонный ответ. — Нам в садике таких не рассказывают.

— Твой отец приехал за тобой, Неждана, — заглянула в комнату Рогнеда и улыбнувшись малышке. Застрелая боль — самой ей матерью стать так и не удалось. Потому и с охотой нянчатся они с отпрысками своих "птенцов", коли такая нужда вдруг возникает. — Собирайся, он ждет.

Малышка кивнула и вихрем помчалась собираться, а Светлов ласково взглянул на супругу, которая, подойдя к нему, невесомо опустила тонкую ладонь на его плечо.

— О чем была сказка, Ладо? — шепнула нежно,
глядя глазами серыми да лучистыми. — О нас?

— О нас, — ответил Иован.

Зрелая женщина, Мать всей стаи, его жена и верная опора, для него она навсегда останется волшебной берегиней, безмятежно танцующей под светом луны-покровительницы. И пусть впоследствии оказалось, что крылья — всего лишь оптический обман, а божество — не более, чем перепуганная девчонка, наслаждавшаяся своим одиночеством в праздник и забравшаяся в лес, подальше от подруг и, того хуже, шальных парней, Иован знал — в ту ночь он встретил чудо.